Harry James & His Orchestra – It's Been a Long, Long TimeРич говорит:
— Мейер, ты как?
Рич говорит:
—Лондон, Нью-Йорк, Альбукерке, соедините меня с мисс Мейер, пожалуйста.
Рич относится к Мейер с заботой. Ему действительно интересно, чем она занимается, пока он не видит. Он не контролирует это в полной мере, ему не обязательно говорить.
Мейер и так вроде как понимает, когда заступает за границы. Она чувствует себя сиротой и способна прийти посреди ночи и лечь рядом, если её мучает бессонница.
— Хотел бы ты ощутить сенсорную депривацию? —говорит она. —Это когда ты лишаешься некоторых чувств.
— Спасибо, я знаю, что это, — зевнув, отвечает он и закуривает. —Мне кажется, что я вполне обойдусь и без этого. Я не изнеженный, могу и потерпеть... А почему ты заговорила о сенсорной депривации? Неужто у тебя так много потрясений?
— Да нет, всё хорошо, Рич, спокойной ночи.
Только она ложится, Рич кладёт холодную руку ей на плечо.
— Нет, я знаю эту уловку. Наверняка случилась какая-то херня и ты, следуя женским традициям, говоришь, что ничего страшного. Поэтому не держи меня за идиота, а рассказывай.
Мейер привстаёт на кровати и отвечает:
—Тебе не кажется, что я в последнее время какая-то... скучная? Безразличная будто бы.
— Я привык, что у тебя это в фоновом режиме. Твоё настроение скачет как лихорадочное. Ты можешь пару минут чувствовать себя божеством, но через следующие пару минут будешь считать себя куском дерьма, недостойным находиться со мной в одной комнате и начинаешь избегать меня, стыдясь. Я привык к этому.
— Просто мне кажется, что я ужасный человек. Я только трещу и трещу. Я с трудом слышу кого-либо ещё. Я слышу тебя, вылавливаю фразы из контекста, хватаюсь за них и пытаюсь довообразить себе то, что упустила.
Рич молчит и продолжает курить.
— Даже сейчас я твержу только о себе. Хотя ты интереснее всех, кого я знаю. В тебе столько кругов Ада, сколько Данте и не снилось.
Рич фыркает.
— Я всё никак не могу дождаться, когда ты начнёшь воспринимать меня как человека. Не как абстрактное божество, не как образ, а как человека. Со всеми достоинствами. Со всеми недостатками. А тебе только дай волю мне алтарь поставить.
Мейер подкрадывается ближе и улыбается.
—Брось. Интереснее поклоняться божеству, чем человеку.
—Это тебе кажется. Уверен, всё изменится, если ты посмотришь на меня по-другому. Ты привыкла делить всех на ранги и даже на меня не можешь посмотреть адекватно. Ну же, увидь меня. Без придуманного тобой ореола таинственности. Узнай меня.
—Я и узнаю. День за днём пытаюсь узнать. Выяснить, что же ты прячешь за своими дверями.
Рич вспыхивает вместе с сигаретой. Но его вспышку выдаёт только то, что он говорит немного быстрее.
—Нет никаких дверей. Я такой, какой я есть. Ни хуже, ни лучше. И ты такая, какая ты есть.
—Но ты остаёшься произведением искусства...
—Мейер, прекрати. Докажи, что ты умнее, чем выставляешь себя сейчас.
—Хорошо... Может... сходим в музей на выходных?
—Какой музей?
—В какой-нибудь музей смерти... Представь, там повсюду черепа...
—В тебе говорит тринадцатилетняя девочка-гот, прекрати. —смеётся Рич.
—Ну можем пойти в музей.... обычный, как все нормальные люди...
—Брось, ты считаешь себя нормальной? Я готов поспорить, что ты считаешь себя чем-то из ряда вон выходящим.
— Чёрт побери, ты знаешь меня лучше, чем я знаю себя, Ричи. Отсыпь мне немного своей проницательности.
—Это придёт со временем.
Рич и Мейер знакомы около вечности, но память у них избирательная. Мейер помнит горящие огни, руку Рича и потонувшее в старой-сладкой музыке «потанцуем».
И Мейер тонет, она не умеет танцевать, вот вообще не умеет, единственное, что у неё есть — чувство ритма и уверенность в том, что Рич всё сделает правильно. Как и всегда. И Рич всё делает очень правильно, очень мудро.
Обычно холодные руки Рича, кажется, пылают огнём. Как и всё вокруг. Мейер кажется, что она на каком-то празднике, вокруг музыка-карусели-огни-сладкая-вата.
— Прошло так много времени... —поёт женский голос через динамики. —Поцелуй меня раз, поцелуй меня дважды, поцелуй меня ещё раз...
Рич кладёт собственную голову на макушку Мейер, видит это как очень старый фильм про мафию, машины, бриллианты и любовь без конца. Закрывает глаза и улыбается одним уголком губ. Мейер под веками видит калейдоскоп картинок, рассыпавшиеся стеклянные мозаики, звёзды с отломанными лучами.
Мейер видит парящую в воздухе американскую мечту. Рич считает, что разок можно побыть нормальными, побыть киношными. Будто они сошли со страниц сценария очень сентиментального старого человека, который вспоминает свою молодость и всё видит именно так —в сепии, в звёздах и огромных шестерёнках с людьми —колёсах обозрения.
Он видит огромные умоляющие глаза Мейер, когда вверху взрываются салюты снопами искр.
Можно побыть киношными.
Рич закрывает глаза и с улыбкой медленно целует её в щёку. Мейер мгновенно краснеет, но её лицо приобретает немного расстроенное выражение. Будто ей явно хотелось чего-то другого, но Рич решил этого не делать.
— Ну чего ты?... —заглядывает ей в лицо Рич.
—Ничего. —бурчит она в ответ, не в силах изобразить, что ничего действительно не случилось.
— Нет, ты явно хотела чего-то большего. — говорит он, затягиваясь сигаретным дымом.
—Разве я похожа на кого-то недополучившего? —отвечает она, делая вид, что смотрит куда-то вдаль. Рич улыбается и говорит.
— Повернись, у меня для тебя подарок.
— Неа.
—Не расстраивай меня, Мейер.
Мейер поворачивается, но на её лице написан вызов, который взбалмошные подростки бросают своим родителям, которые хотят от своих детей послушания.
Рич наклоняется к её губам и... выдыхает дым из лёгких, после чего осторожно касается своими губами, будто это произошло случайно. Может, действительно, случайно.
—Теперь ты довольна, Снежная Королева? — улыбается Рич, запрокинув голову и смотря на воздушные шары.
— Это уже ближе... — отвечает Мейер и чиркает зажигалкой. — Мне кажется, что тебе стоило было быть мафиози. Ты носил бы крутой костюм и укладывал бы из пистолета пачками тех, кто на тебя косо посмотрел. Купался бы в деньгах...
—Как же это по-женски: интересоваться мужскими деньгами...
—Да нет, это не принципиально. Но ты бы сидел в чёрном кожаном кресле и гонял бы своих шестёрок по всему Сан-Франциско.
—Почему Сан-Франциско?
—Не знаю. Был бы Ричардом Капоне каким-нибудь.
—Я бы придумал что-нибудь своё.
—В любом случае, помни, что я всегда рядом, чтобы оценить. И предложить что-нибудь своё.