тот же архивя что-то слышал про единство ещё давно.
но это всё хуйня.
про солидарность и всё такое, солидарность живёт очень быстро, до первого столкновения.
во всяком случае, так было у меня. при первой же попытке давления все «братья» становились просто знакомыми, поэтому я в это не верю.
я помню как, будучи ещё пиздюком совсем, рассчитывал на поддержку своих «братьев», но все слились, стоило в деле показаться мощным парням.
и им хватило просто пригрозить как они разбежались.
а я вытирал кровавые сопли, глотал собственные слёзы бессилия и надеялся, что когда-нибудь вырасту и отпизжу их всех.
или что хотя бы вырасту и смогу защитить себя сам.
супергероя с большой буквой С на волосатой груди из меня не вышло, но я смог хотя бы защитить себя, что уже было чем-то.
это вышло случайно, случайно я прибавил в силе, но куда больше я прибавил в ярости, что и давало мне преимущество.
каждая моя драка была моей собственной битвой, небольшой войной и каждый раз я ставил свою жизнь на кон. я бил, бил и бил. я выбивал зубы, ломал челюсти, рвал мышцы, словом, применял всё, что только мог. меня стали звать ебанутым, но мне было всё равно, я добился своего — страх ушёл.
тот маленький пиздёныш внутри наконец-то сдох. сдох он как только я увидел кровь на асфальте. я будто воспарил в тот же момент.
и я перестал нуждаться в «братьях» с тех пор.
до моей первой драки на равных все мои зубы ощущались мной как молочные.
я не воин, воин всегда спокоен. воин сосредоточен.
я же несусь с отчаянием камикадзе.
должно быть, я выгляжу со стороны жалко, но мне всё равно.
адреналин пенится в крови, рассудок улетучивается, остаётся чистая энергия с моим лицом.
будто сам Бог дал мне силу крошить ебальники и я следую его воле.
девушки у меня никогда не было, как и парней, хотя я ебал и тех, и тех, мне было всё равно, и пидором я себя не считал, так как парням я в лицо не смотрел.
дело было исключительно в неспособности поддерживать доверительные отношения.
я пошёл в университет, там встретил парня, который больше всех из моих знакомых годился на то, чтобы быть другом.
он был в меру глуп, чтобы не раздражать меня умничаньем, в меру покладист, чтобы не бесить меня непослушанием, и в меру умён, чтобы исполнять мои поручения.
но я всё равно относился к нему больше как к расходному материалу.
и однажды он чуть не испортил нашу так называемую дружбу, когда полез целоваться, что я тут же пресёк.
—я не пидор вообще-то.
—я тоже.
—тем не менее, ты лезешь сосаться.
— ладно, прости.
— смотри тут у меня...
—хорошо.
больше он так себя не вёл, у него были девушки, и их было много, он умудрялся ещё и какие-то отношения с ними заводить. при том, что девушки были ничего такие, иногда заходили ко мне. с одной из его «девушек» я ебался три недели. не за раз, конечно. не знаю, стоит ли это считать за отношения, хотя я время от времени слушал её. она частенько пиздела о том, во что я вообще не хотел вникать, что-то там про роль Уилла Грэма в жизни Ганнибала Лектера.
куда большую роль там сыграла Кларисса Старлинг, сука ты тупорылая.
и так проходили годы.
и я решил наконец пойти в армию, а мой друг решил увязаться за мной зачем-то. я так и не понял зачем, хотя он объяснил это дружбой, но это куда больше походило на то, что он не знает чем заняться ещё и решил пошароёбиться в части.
я оставил его шлюху-девушку со словами, что нам нужно расстаться и я ухожу в армию. она готова была купить мне военник, но я решил, что это всё ни к чему.
в армии же всё оказалось несколько иначе чем я себе представлял. я чувствовал себя сначала как в своей тарелке — с сильными людьми.
в какой-то момент по части стали расходиться слухи о том, что есть дескать сладкая парочка пидоров. и изничтожить их — долг настоящего мужчины.
мой друг же участия в этой охоте на гомоведьм принимать не стал, сказав, что ему похуй кто с кем спит и что если их так интересуют пидоры, то пусть обратятся в гей-клуб по возвращению на гражданку. тогда, в поле, ему прилетел первый удар — в нос. потом в колено. и дальше, и дальше.
я не знал, что мне делать, тело почему-то стало будто каменным. и подключился я уже позже, и сломал ногу и пару рёбер. нас потом латали полевые медсёстры, а те черти нам пригрозили, что если мы будем трепаться, то нас быстро ёбнут насмерть, а потом скажут, что это мы суицидники, покончившие с собой из-за того, что не могли любить друг друга в части.
— тебе же больно, рядовой. — тихо сказала медсестра. — ты бы хоть зажмурился.
— жмурятся только неженки и пидоры. —спокойным тоном ответил я. —мужчины должны терпеть боль.
— если ты будешь только терпеть боль, не выпуская её наружу, то однажды в момент слабости она сломает тебя.
—тебе что, платят за сеансы психотерапии?
она сконфуженно замолчала и дальше я уже лежал в тишине.
через какое-то время я понял, что она имела в виду — условия в тюрьме... тьфу, в армии стали невыносимы. хоть и я старался не обращать на это внимание, но это отношение не заметить было сложно.
в итоге мы остались с другом одни. и всё время были на измене, нами овладевала какая-то лютая паранойя, мы никому кроме друг друга не верили больше. и я мог его назвать своим братом. как и он меня, думаю.
но однажды нас позвали спросить почему не участвуем в строевых и прочих охуенных забавах. я ответил, что сломал ногу.
— как?
—поскользнулся, упал, товарищ командир.
— блядь... какой же ты хлюпик.
от этого у меня внутри заклокотала остывшая ярость от того, что я тогда не смог отпиздить ту компанию, что я опять оказался слишком слаб.
когда мы вернулись обратно, нас встретили «старые друзья», но мне было настолько поебать на всё, что я заорал:
— давай, иди сюда, пидарас! вынь хуй своего дружка изо рта когда я с тобой разговариваю!
я жаждал наказания за свою слабость. и снова почувствовал себя тем сопливым пиздюком просто в теле взрослого парня. несмотря на боль, я рвался в бой, готовый снова крошить лица, несмотря на слабость. но я продолжал получать удары, каждый из которых был сильнее предыдущего.
после драки ко мне подошёл-подполз мой друг и сказал:
— обопрись на моё плечо.
и тут я вспомнил слова той психологини-медсестры и беспомощно обмяк, обняв его и вытирая слёзы с лица.