rock it, faggot.
Лайвы 1000 поцелуев, вот это всё
СкриптонитФотографам нравится его лицо, оно интересное по их мнению.
— Повернись левее и немного прищурь глаза.
— Куда уже?
— Щурь, я сказал!
Перед фотосессией ему тщательно причесали волосы, уложили их какой-то хернёй (кажется, это называется «мусс»), брови чем-то накрасили. Он до последнего отказывался их выщипывать, до последнего отказывался брить лодыжки, хотел сбрить полоску над верхней губой, которая его бесила.
Но протеже Басты должен выглядеть солидно, стильно, а не как Витя АК. Вите осталось уже совсем немного, Василий берёт курс в другую сторону, думает над сюжетом для сиквела Газгольдера, в котором главную роль исполнит, конечно же, Скриптонит. Ну а кто ещё? Больше у Василия козырей не осталось, он вообще безумно рад тому, что первый нашёл этот казахский самородок и если бы не законы РФ, то ездил бы по стране и пиздил всякого кто пошутит про его сокровище, которое он пытается вывести в люди.
Басте нравится его новая кукла, которой уже пророчат карьеру суперзвезды.
Но Скриптониту не нравится. Иногда он чувствует невероятной силы стремление разделить это странное чувство с кем-нибудь.
Ему не нравится эта девушка, которая непонятно почему до сих пор здесь. Она не глупая, не высокомерная, но что-то в ней его напрягает. То, о чём она помалкивает.
— О, ты тот самый новенький из Павлодара? — говорит она, впервые его увидев. — Это про тебя говорят, что ты настоящее открытие?
И Адиль чувствует этот самый холодок, пробегающий по спине.
— Да. — и больше ничего не отвечает, он не знает что. Чувствует себя тем парнем в школе, которого учительница поставила в пример остальным и теперь его ждёт разукрашенная парта, украденная сменка и разборки после уроков. Хотя его никогда в школе в пример и не ставили.
— Ясно... Ты, должно быть, знаешь, меня зовут Тати. — улыбается она, протягивая руку. Адиль мешкает мгновение, но пожимает руку в ответ. В голове что-то щёлкает, не то вчерашняя вечеринка даёт о себе знать, не то беседа действительно не из приятных. Он не знал её до этого момента, Вакуленко не посчитал нужным представлять всех как следует, он просто перечислил их всех.
— Скриптонит. — говорит он. Правила этикета говорят о том, что надо улыбнуться, но улыбка не натягивается на лицо, несмотря на то, что он счастлив быть частью чего-нибудь большого, быть самостоятельным исполнителем. Быть кем-то больше, чем битмейкер, хотя с самого начала он был рад и этому — сидеть, сводить треки, сочинять музыку. Музыка ему давалась куда лучше, чем поэзия. Просто потому что ему толком не о чем рассказать, за него говорят ноты.
О том, что он здесь чужой, вскоре скажет то, с каким рвением он будет везти сюда своих друзей с родного города. О том, с каким нежеланием он будет соглашаться на совместные работы с артистами с лейбла и с какой радостью он будет делать это с теми, кто находится за его пределами.
Он бы выбрал ещё пяток треков с Фараоном, но Василий говорит, мол, у нас новая звезда, ты должен спеть с ней. Хотя она оказывается на удивление куда более близким и приятным ему человеком, чем большинство работников, именно работников, лейбла. Возможно, потому что они оба здесь новенькие. Возможно, потому что они оба здесь чужие.
Иногда они очень близки к тому чтобы забыться друг в друге, чтобы отвлечься от всего этого и просто переспать наконец, но этого никогда не произойдёт по ряду причин. Когда никто не видит Даша устраивает свою рыжую макушку на его плече. Никто не должен видеть. Даша временами забывается и едва ли не касается его губами, её гипнотизирует то, с какой плавностью и грацией он двигается. В клипе на «Сансару» они оба были близки к катарсису, прикасаясь друг к другу, трогая и гладя, и все это видели. Казалось бы, ещё секунда и они забудут о том, что их снимают камеры, но... Газгольдер это не БлэкСтар, но диктатура лейбла остаётся диктатурой.
Адиль с нескрываемым удовольствием наблюдает за тем как Чаруша колдует на компьютере, сводя собственные треки. Потому что это то, что делает их ещё более похожими, ещё более близкими. И делает создавшееся между ними расстояние ещё более мучительным. Он не понимает её песен, она не понимает его, но у них на этом лейбле кроме друг друга никого нет.
Иногда Скриптонит выезжает покататься ночью с Фараоном, это кажется временами даже более интимным, чем секс: никого кроме них на краю пустоты, оба в изменённом состоянии сознания, что добавляет адреналина и огня в крови. Глеб всегда готов к смерти хоть сейчас, такой у него стиль, а у Скриптонита свой. Они несутся по пустой трассе где-нибудь за пределами города.
— Твоя сука такая тупая, что хочется выстрелить! — и никакого мягко стелющего минуса, только вой ветра и крики слегка объёбанных парней в такт песне. Почти как концерт. И именно в моменты этих поездок Скриптонит чувствует себя лучше всего: когда есть соседнее сиденье, рядом смеётся Глеб, нелепо размахивая руками как в Black Siemens, небо и звёзды кажутся невероятно близкими. Иногда Адиль засыпает в машине Глеба, и этот принц не нашедших себя в жизни пятнадцатилеток начинает мягко его тормошить.
— Эй, тебе не пора Отель Эверест записывать? — говорит он, легко пихнув Адиля в бок. — А то хайп уляжется и тебе только и останется, что в Павлодаре про стиль стелить.
— Блять, ну сказал же, что запишу. Но не сегодня, брат. — Глеб на это лишь пожимает плечами. —Я бы лучше с тобой записал что-нибудь.
— Нет, не выйдет, у меня концертный тур расписан по дням, а потом совместка с ЛСП.
—Это кто вообще такой?
— Ну, блять, этот... С Безумием.
— С чем?
— Ну они выпустили с Оксимироном совместный трек, который стал хитом. Про спрайт.
— Про Оксимирона слышал, но вот про Безумие нет, скинешь мне вконтакте потом, ладно, малыш?
— Ок. —отвечает Глеб, сделав вид, что про «малыша» он не слышал. Хотя Адиль единственный, от кого его не так бесит слышать это слово. Потому что в его исполнении в этом слове появляется какая-то... нежность, что ли?
— И сколько планируешь совместок с этим ЛСП?
— Да всего одну, это надолго не затянется.
— Почему? — спрашивает Адиль, зажигая сигарету и протягивая пачку Глебу.
— Он слишком весёлый, мне такая хуйня не нравится. Он кажется каким-то совсем безмозглым.
— Хуй знает, вдруг к себе на ДД возьмёшь, а? —смеётся Скриптонит и в этот момент Глеб понимает, что вот сейчас он счастливее всего.
— Я бы лучше тебя на ДД взял, но тебя ж не отпустят. — улыбается в ответ Фараон, затягиваясь. — Кто знает, может, я ещё заберу тебя к себе на лейбл, будем гастролировать по стране и за её пределами.
—Нет, я слишком обязан Басте. По гроб жизни просто.
—Понятно. Только не сворачивай совсем со своего пути.
— Договорились.
Фотограф говорит ему:
— Для того, чтобы ты на афише лучше вышел, чтобы расширить аудиторию, тебе придётся как-нибудь закрыть глаза, так как многие слушатели находят это отталкивающим.
Почти на каждый концерт Адиль теперь надевает очки и они практически приросли к лицу.
СкриптонитФотографам нравится его лицо, оно интересное по их мнению.
— Повернись левее и немного прищурь глаза.
— Куда уже?
— Щурь, я сказал!
Перед фотосессией ему тщательно причесали волосы, уложили их какой-то хернёй (кажется, это называется «мусс»), брови чем-то накрасили. Он до последнего отказывался их выщипывать, до последнего отказывался брить лодыжки, хотел сбрить полоску над верхней губой, которая его бесила.
Но протеже Басты должен выглядеть солидно, стильно, а не как Витя АК. Вите осталось уже совсем немного, Василий берёт курс в другую сторону, думает над сюжетом для сиквела Газгольдера, в котором главную роль исполнит, конечно же, Скриптонит. Ну а кто ещё? Больше у Василия козырей не осталось, он вообще безумно рад тому, что первый нашёл этот казахский самородок и если бы не законы РФ, то ездил бы по стране и пиздил всякого кто пошутит про его сокровище, которое он пытается вывести в люди.
Басте нравится его новая кукла, которой уже пророчат карьеру суперзвезды.
Но Скриптониту не нравится. Иногда он чувствует невероятной силы стремление разделить это странное чувство с кем-нибудь.
Ему не нравится эта девушка, которая непонятно почему до сих пор здесь. Она не глупая, не высокомерная, но что-то в ней его напрягает. То, о чём она помалкивает.
— О, ты тот самый новенький из Павлодара? — говорит она, впервые его увидев. — Это про тебя говорят, что ты настоящее открытие?
И Адиль чувствует этот самый холодок, пробегающий по спине.
— Да. — и больше ничего не отвечает, он не знает что. Чувствует себя тем парнем в школе, которого учительница поставила в пример остальным и теперь его ждёт разукрашенная парта, украденная сменка и разборки после уроков. Хотя его никогда в школе в пример и не ставили.
— Ясно... Ты, должно быть, знаешь, меня зовут Тати. — улыбается она, протягивая руку. Адиль мешкает мгновение, но пожимает руку в ответ. В голове что-то щёлкает, не то вчерашняя вечеринка даёт о себе знать, не то беседа действительно не из приятных. Он не знал её до этого момента, Вакуленко не посчитал нужным представлять всех как следует, он просто перечислил их всех.
— Скриптонит. — говорит он. Правила этикета говорят о том, что надо улыбнуться, но улыбка не натягивается на лицо, несмотря на то, что он счастлив быть частью чего-нибудь большого, быть самостоятельным исполнителем. Быть кем-то больше, чем битмейкер, хотя с самого начала он был рад и этому — сидеть, сводить треки, сочинять музыку. Музыка ему давалась куда лучше, чем поэзия. Просто потому что ему толком не о чем рассказать, за него говорят ноты.
О том, что он здесь чужой, вскоре скажет то, с каким рвением он будет везти сюда своих друзей с родного города. О том, с каким нежеланием он будет соглашаться на совместные работы с артистами с лейбла и с какой радостью он будет делать это с теми, кто находится за его пределами.
Он бы выбрал ещё пяток треков с Фараоном, но Василий говорит, мол, у нас новая звезда, ты должен спеть с ней. Хотя она оказывается на удивление куда более близким и приятным ему человеком, чем большинство работников, именно работников, лейбла. Возможно, потому что они оба здесь новенькие. Возможно, потому что они оба здесь чужие.
Иногда они очень близки к тому чтобы забыться друг в друге, чтобы отвлечься от всего этого и просто переспать наконец, но этого никогда не произойдёт по ряду причин. Когда никто не видит Даша устраивает свою рыжую макушку на его плече. Никто не должен видеть. Даша временами забывается и едва ли не касается его губами, её гипнотизирует то, с какой плавностью и грацией он двигается. В клипе на «Сансару» они оба были близки к катарсису, прикасаясь друг к другу, трогая и гладя, и все это видели. Казалось бы, ещё секунда и они забудут о том, что их снимают камеры, но... Газгольдер это не БлэкСтар, но диктатура лейбла остаётся диктатурой.
Адиль с нескрываемым удовольствием наблюдает за тем как Чаруша колдует на компьютере, сводя собственные треки. Потому что это то, что делает их ещё более похожими, ещё более близкими. И делает создавшееся между ними расстояние ещё более мучительным. Он не понимает её песен, она не понимает его, но у них на этом лейбле кроме друг друга никого нет.
Иногда Скриптонит выезжает покататься ночью с Фараоном, это кажется временами даже более интимным, чем секс: никого кроме них на краю пустоты, оба в изменённом состоянии сознания, что добавляет адреналина и огня в крови. Глеб всегда готов к смерти хоть сейчас, такой у него стиль, а у Скриптонита свой. Они несутся по пустой трассе где-нибудь за пределами города.
— Твоя сука такая тупая, что хочется выстрелить! — и никакого мягко стелющего минуса, только вой ветра и крики слегка объёбанных парней в такт песне. Почти как концерт. И именно в моменты этих поездок Скриптонит чувствует себя лучше всего: когда есть соседнее сиденье, рядом смеётся Глеб, нелепо размахивая руками как в Black Siemens, небо и звёзды кажутся невероятно близкими. Иногда Адиль засыпает в машине Глеба, и этот принц не нашедших себя в жизни пятнадцатилеток начинает мягко его тормошить.
— Эй, тебе не пора Отель Эверест записывать? — говорит он, легко пихнув Адиля в бок. — А то хайп уляжется и тебе только и останется, что в Павлодаре про стиль стелить.
— Блять, ну сказал же, что запишу. Но не сегодня, брат. — Глеб на это лишь пожимает плечами. —Я бы лучше с тобой записал что-нибудь.
— Нет, не выйдет, у меня концертный тур расписан по дням, а потом совместка с ЛСП.
—Это кто вообще такой?
— Ну, блять, этот... С Безумием.
— С чем?
— Ну они выпустили с Оксимироном совместный трек, который стал хитом. Про спрайт.
— Про Оксимирона слышал, но вот про Безумие нет, скинешь мне вконтакте потом, ладно, малыш?
— Ок. —отвечает Глеб, сделав вид, что про «малыша» он не слышал. Хотя Адиль единственный, от кого его не так бесит слышать это слово. Потому что в его исполнении в этом слове появляется какая-то... нежность, что ли?
— И сколько планируешь совместок с этим ЛСП?
— Да всего одну, это надолго не затянется.
— Почему? — спрашивает Адиль, зажигая сигарету и протягивая пачку Глебу.
— Он слишком весёлый, мне такая хуйня не нравится. Он кажется каким-то совсем безмозглым.
— Хуй знает, вдруг к себе на ДД возьмёшь, а? —смеётся Скриптонит и в этот момент Глеб понимает, что вот сейчас он счастливее всего.
— Я бы лучше тебя на ДД взял, но тебя ж не отпустят. — улыбается в ответ Фараон, затягиваясь. — Кто знает, может, я ещё заберу тебя к себе на лейбл, будем гастролировать по стране и за её пределами.
—Нет, я слишком обязан Басте. По гроб жизни просто.
—Понятно. Только не сворачивай совсем со своего пути.
— Договорились.
Фотограф говорит ему:
— Для того, чтобы ты на афише лучше вышел, чтобы расширить аудиторию, тебе придётся как-нибудь закрыть глаза, так как многие слушатели находят это отталкивающим.
Почти на каждый концерт Адиль теперь надевает очки и они практически приросли к лицу.
@темы: Вы — хуй, Ленский